24-го февраля 2022-го года на Украине началась специальная военная операция и тысячи мобилизованных дончан отправились на фронт. Многие получили ранения и были комиссованы. Журналисты издания "Украина.ру" встретились и побеседовали с одним из таких ветеранов.

"Ну все. Ждут нас уже. Чайник поставили. Вообще у меня несколько таких подопечных. Стараемся поддерживать связь", - говорит "Крюгер", отрываясь от телефона.

"Крюгер" из-под Угледара

С капитаном медицинской службы, начальником медицинской службы 95-го стрелкового полка Сергеем Капустиным, известным также, как "Крюгер", мы познакомились позавчера. В тот день он приехал из-под Угледара. Выглядел он тогда не только чернее тучи, но и старше лет на десять-пятнадцать.

Ту встречу, правда, я запомнил урывками, поскольку явился на "ватных" ногах и с температурой под 40. Стоял, облокотившись на остывающий бок заглохшей машины, глядел мутным глазом и слушал, как товарищ капитан повторяет: "Машины долго не живут. Нужны "буханки". Много. Самые простые. Можно даже без военных мостов. "Буханки" - самое лучшее".

Сегодня Капустин свеж, бодр и даже немножечко весел. Отошел маленько за сутки, а теперь везет нас к своему товарищу – мобилизованному шахтеру, которого вытащил с минного поля в самом начале СВО.

Почему "Крюгер"? Да потому, что служить в 95-й стрелковый пришел в пятницу тринадцатого. Да-да, киноведы из военных посредственные, ибо фильмы перепутали, но с учетом бэкграунда и военной специальности капитана получилось смешно.

- Чайник, говоришь, ставят? Так, мужики, нужно купить тортик или еще чего-нибудь!

- Да бросьте вы! Зачем?

- Нет-нет. С пустыми руками – неудобно!

- Ну давайте туда дальше.

- Дальше – угольные шахты. Там даже хлеба не купим. Что он любит?

- Да он деревенский. Всему будет рад.

От фразы "всему будет рад" прошибает холодный пот. Сколько я их видел? Десять? Двадцать? Безногих и безруких ополченцев первой-второй волн, проигравших в войне с бюрократией. Квартиры, снятые однополчанами вскладчину, пропитанные тихим отчаянием и сигаретным дымом. Старые добрые времена Минских соглашений, которые не были ни старыми, ни добрыми. Вспомнилось, как медийно отстаивали раненых ополченцев, которым не повезло родиться на оккупированной части Донбасса. Как боевые командиры возили калек по инстанциям и вместе с ними утопали в бумажной волоките.

В прошлой жизни

Гарцуем по скользкому от растаявшего снега полу магазина сети "Молоко", лихорадочно ищем тортик. Опаздываем. В итоге берем то, что есть и бежим к припаркованной машине, не дожидаясь "зеленого". Поехали!

Мобилизованный наш обитает в поселочке, затерявшемся где-то промеж Харцызском и Зугресом. Вроде близко, но всю ночь валил снег и теперь угомониться не думает, а по не самым лучшим дорогам быстро-быстро носится тяжелая военная техника. Потому едем осторожно, а то и вовсе крадемся. Так оно безопаснее.

Пока размышляю о том, что это очень по-азиатски – спасти человеку жизнь, а после нести за него ответственность, местность преображается: заиндевелые поля сменяются притрушенными снегом холмами. "Когда-то много-много лет назад я здесь на "скорой" работал. Давно. Еще в прошлой жизни", - задумчиво говорит "Крюгер", уставившись в окно.

Мы с коллегой не успеваем расспросить капитана о прошлом, ибо тот быстро уводит разговор в сторону замечательной местной рыбалки. "Здесь и туризм отличный", - подхватывает Рома и заводит речь о турбазе, которая вот буквально за углом. Лирический момент безнадежно упущен.

- Впереди будет мост. Ты машину давно водишь?

- Давно.

- Тогда справишься.

- Звучит устрашающе.



А километра через полтора мы и впрямь упираемся в мост. По крайней мере так здесь именуют нагромождение плит и балок, что колышется на ветру и каким-то чудом не падает в мелкую речушку. Не сговариваясь задерживаем дыхание и медленно-медленно ползем на ту сторону. Ржавые балки саркастично дребезжат под колесами легковушки.

Как ни странно, в местных поселочках, из которых мобилизация вынула немало парней, теплится жизнь. Едва заехав, натыкаемся на стройку. Детский сад или школа. Нарядно смотрится, но лучше бы с моста начинали пока в эту самую речку-вонючку не свалился никто.

Теплый прием

"А вот и приехали!" - указывает Капустин на один из дворов. У калитки дежурит женщина в куртке с логотипом местной теплосети. Лица под капюшоном не видно. Капитан быстро представляет нам Людмилу Губареву – супругу спасенного им человека. Та откровенно рада гостям.

Двор просторный и ухоженный. Ни гвоздя бесхозного, ни веточки. На стене хозяйственной постройки замечаю рисунки. Угольные? Похоже на то.

Хозяин дома встречает гостей на веранде, исполняющей роль курилки: топчан под окном, книжный шкаф и пепельница на подоконнике. Александр Губарев – крепкий мужчина лет пятидесяти с хвостиком. Завидев нас, он широко улыбается. Настоятельно просит не разуваться, но воспитание сильнее.



Губаревы
С нашим появлением в уютное семейное гнездышко приходит суета. Все указывает на то, что хозяева ждали не столько журналистов, сколько дорогих гостей: накрыли стол, вскипятили чайник. Но пришли удивительные люди и давай штативы из чехлов доставать. Завидев камеру, Людмила смущенно ойкает и дезертирует в спальню.

"Ребят, а вы хоть откуда?" - вкрадчиво интересуется сконфуженный хозяин. Кручу головой, но коллеги во главе с капитаном ушли любоваться попугайчиками, которых разводит Александр Владимирович. А еще друзьями назывались! Объясняю, что не чаи мы гонять приехали, но беседовать о житье-бытье комиссованного бойца.

Сто рублей за ноги

С мороза возвращаются предатели и капитан сразу подсаживается к боевому товарищу. Пока возимся с диктофонами-камерами, завязывается беседа.

- Серег, я ж теперь комиссованный. Инвалид первой группы. Знаешь, что мне в бумагах написали? Общее заболевание!

- Ну да. Это тоже вопрос.

- Сто рублей к пенсии, блин. Нет, мы Родину бескорыстно любим, но…

- Но немножко обидно.

- Чуть-чуть. Самую малость.

Рассаживаемся и мужики рассказывают нам свою историю, которая в этих краях ничуть не уникальна. Был Александр Губарев заслуженным шахтером-пенсионером, а тут мобилизация. Позвонили, сообщили, пришел за повесткой, а на следующее утро отчалил с рюкзаком за плечом.

На десятый день боев его подразделение, выполнив все поставленные задачи, уходило с позиций. Обходя грузовик, Александр Владимирович зашел на минное поле и подорвался. "Я подумал, что если ж грузовик прошел, то все чисто. Нет, нас предупреждали, что вокруг минные поля, но не говорили, что настолько минные. В итоге ребята прошли, а я полетел", - смеется Губарев.



минное поле
Обыкновенный подвиг

Хозяин дома острит через слово. Зачастую – по-черному. О том, как без ног охотился на тараканов в госпитальной палате, как "похудел" после взрыва, и потому "Крюгеру" пришлось нести не сто килограммов, а меньше. Шутит не вымученно. Искренне. Под его крышей не пахнет отчаяниям. Здесь царят любовь и взаимопонимание.

Капитан же внезапно притих. Видно, что неловко ему. Для человека, который девять лет отпахал военным медиком и ежедневно спасал жизни, геройства в этой истории нет. Но по всему ж выходит, что Капустин – самый настоящий герой.

"Да уж. Веселый день тогда выдался. Первая неприятность случилась с любопытными солдатами. Когда мы занимали территорию, а противник отходил, ВСУшники оставили на холме новенькую трехлинейку с оптическим прицелом. А наши мобилизованные увидели первый в жизни трофей и поперли. Почему ж не взять? А там что? Сетка-путанка и винтовка на "монке" (противопехотная осколочная мина направленного поражения, - прим.авт). Они, понятное дело, запутались и нитку натянули. Пацанов снял, а мина смотрела аккурат на наши позиции. Грамотно ее поставили, очень грамотно. Снять не смог. Из этой трехлинейки сбоку ее снял. Положил на бок. Не сдетонировала. Решил, что приключения закончились, но нет. Только выехал с поля – поступает сигнал: подрыв на мине. А машиной туда не подъедешь – полметра колея. Взял эвакуационную группу и по колее мы побежали. Смотрю, метров пятьдесят посреди поля – лежит, отдыхает", - как-то неохотно вспоминает "Крюгер", задумчиво поглаживая ладонью края пустой чашки.

Три метра

Дальше – как в кино. Капитан полз к раненому, снимая мины попроще, но в итоге нарвался на что-то новенькое. Что это было? Да шут его знает. К чтению этикеток ситуация не располагала. Вообще-то международное сообщество установку противопехотных мин не одобряет, но ВСУ закон не писан, а потому снабжают их всем миром. Что ни день, то новые взрывные сюрпризы.

Три последних метра Губарев прополз сам. Удивительно, но сознание не терял ни на секунду. Шахтер старой закалки, который не раз оказывался под завалами. "Он привык терпеть боль", - дополняет из спальни Людмила.

Ей-то, кстати, Александр Владимирович сразу после взрыва и позвонил. "Сказал, что картошку в этом году сажать не будем. Причина уважительная – оторвало ноги", - вспоминает жена и тут же указывает, что хоть и без ног, а картошку все же посадил. "Да это всё Люда. Я так – на подхвате", - парирует супруг.

Первыми к раненому прибежали танкисты. Сперва хотели взять на трос и вытащить, но быстро передумали. Сказали лежать и не двигаться – ждать помощи. По-хорошему, Губареву следовало бы оказать себе экстренную помощь, но и растерялся, и нечем было. В аптечке лишь жгут да бинт. Не было даже обезболивающего.

А вот у "Крюгера" нашелся израильский "Целлокс" - трофей. Дорогое, но очень действенное кровеостанавливающее средство. Наш "Гемостоп" и рядом не лежал. Вот им-то капитан Александра Владимировича от кровопотери и спас.

Не шутка

Потом были марш-бросок с раненым по вязкой грязи, госпиталь, операция и длительный процесс восстановления.

"У меня первая мысль была – шутка? Но в жизни он так не шутил. А потом через каждые несколько минут от него звонок. Я: "Саша-Саша". А там шум, голоса, скрежет какой-то. Он в это время на безопасную территорию выползал. И все. Это же было только начало. Саша вот второго подорвался, а у нас ведь знакомые – мобилизованные. Так они буквально на следующий день или получили ранения, или погибли. Из поселка уже трое погибло. Потом начинаются поиски. Обзвон больниц, моргов. Нашла в Старобешево. Сказали, что операция сделана. Ноги…культи сформированы", - вклинивается Людмила. Каким-то удивительным образом она переместилась из одной спальни в другую и теперь стоит у мужа за спиной, прикрывшись занавеской.

Воспользовавшись паузой, хозяйка настойчиво предлагает нам подкрепиться, поскольку и час поздний, и чайник она кипятила четыре раза. Пятый – последний. Очевидно, что выбора у нас нет.

- Людмила, вам стало полегче, когда мужа нашли?

- Честно? Когда это началось, все мы здесь без мужей и сыновей остались. Страшно было и непонятно. И мысли были глупые, что пусть лучше без ног, но зато я знаю, где он и что с ним. Что больше ничего плохого не случится. Это лучше, чем днем и ночью прислушиваться к телефону. К тому времени у нас уже было несколько погибших. Это страшно – ждать, что сообщат.

Некоторое время пьем чай и обсуждаем ситуацию. Наделали дел украинцы, мол, с этим майданом. Теперь расхлебывать приходится. Выясняется, что у Губарева воюют младший брат и племянник, у капитана – сын.

Веселый тон беседе, как ни странно, задает именно тот, кому сильней всего досталось – хозяин дома. "Вы такой жизнерадостный. Откуда столько позитива?" - не выдерживает коллега. Губарев лишь пожимает плечами.

Кроссовки

"Потому, что ты оптимист! Потому, что веришь в Родину, потому, что у тебя семья!", - срывается Людмила.

"Да, в семью я верю! Я верю в семью, в дружбу верю. Есть, ради кого жить. У меня прекрасная жена, шикарная дочь, чудесные внуки. Внучке тринадцать уже, а чертенку младшему – год и семь. Приедет 23-го поздравлять и весь дом будет как после хорошего минометного обстрела. Он хороший – внук. Поддерживает меня. Уже ходит, но мы с ним вместе ползаем. Кроссовки мне приносит. Он думает, что меня на улицу не пускают, потому, что не обутый. Приносит и зовет. Идем, мол, гулять", - улыбается Александр и указывает за кресло, где скрываются подарки для внука. Один из них – здоровенная военная машина неизвестной конструкции.

Хором выспрашиваем у благородного семейства насчет проблем, но оба идут в отказ. Ничего, мол, не нужно ни от государства, ни от людей. Гордые. Всю жизнь, дескать, работали и ни в чем не нуждаются. Плюс – хозяйство крепкое.

"Саша будет ругаться, но раз уж я разговорилась, то есть одно. Но, наверное, это невозможно. Он ведь все время дома, а тут по телевизору один канал показывает. Интернета здесь сроду не видели. Я слышала, что антенны спутниковые ставят", - вдруг заговаривает Людмила. Вид у нее такой, будто уже шагнула в пропасть и терять нечего.

Как удачно! Достаю телефон и звоню гуманитарщикам из "Русского Мира", которые антенны бесплатно устанавливают. Отправляю ребятам данные Губаревых, коротенько объясняю ситуацию и прошу посодействовать.



дом Губаревых
Пока суд да дело, вскрывается еще один нюанс: за год Александр Владимирович ни от государства, ни от волонтеров протезы не получил. Говорит: "Я уже старый. Пусть сперва молодым дадут. Им нужнее".

Благородно, но глупо. Под лежачий камень, как известно, вода не течет, а за год и к протезам бы привык, и ходить научился. Хором пытаемся объяснить хозяину, что жить нужно всем: и молодым, и не очень. Почувствовав за спиною поддержку, Людмила наседает на мужа. До чего же милая пара!

Хоть сериал о них снимай

Хозяйка убирает со стола, а мы с капитаном беседуем о минах. Для медика "Крюгер" знает о них даже слишком много. Это сейчас из России приезжают саперы, а раньше все сами.

"Это еще что! Был случай – парень ВОГ ладонью поймал. А я смотрю – взвелся. Залил клеем, аккуратно вытащил. Выбросил и он рванул. Повезло нам. Или другой случай: снайпер бойцу в спину выстрелил. В дыру сердце видно. Пока в больницу ехали, я прямо рукой через дырку подкачивал, чтоб не останавливалось. В итоге выжил парень", - рассказывает капитан.

- Слушай, да по твоей жизни сериал можно снимать. Ты же смотрел "МЭШ"? Это про Корейскую войну.

- Да ладно.

- Не скромничай. Вот не рассказал бы ты и мы б не узнали, что было такое.

- Почему? Когда-то даже сюжет обо мне снимали.

Капитан достает телефон, копается в нем и поворачивает экран. Смотрите, мол, если не верите. А на экране молодой еще старлей Капустин эвакуирует раненого на ржавой классике, возбужденно рассказывая журналистам о работе военного медика. Заговаривается.

"Это 2015-й год. Я тут сразу после контузии. У меня же пластина в голове. Забирал раненого и даже автомата при мне не было. Украинец не мог этого не видеть, но все равно открыл огонь", - улыбается Сергей.

Хорошо сидим и уезжать откровенно не хочется, но пора уж – на улице сереет. В один голос хозяева просят навещать их хотя бы изредка. "Как потеплеет, так приезжайте с невестами, женами! Места здесь отличные! Устроим пикник", - приговаривает Александр Владимирович. Обещаем навестить.

В машине спорим о том, почему же плохое так часто происходит с хорошими людьми, о девяти годах жизни, украденных войной, о мире, который однажды наступит. Чем же займемся тогда? Шут его знает.

Телефон верещит СМСкой: "Все поняли. Будет вашему другу антенна. Сделаем в ближайшие дни". Улыбаемся. Выходит, что не зря тащились в такую даль.




Смотрите также: