В газете "Коммерсантъ" опубликовано интервью Ивана Сафронова с генеральным директором Госкорпорации "Ростех" Сергеем Чемезовым. Наш блог приводит его в сокращенном варианте.
Чем для вас запомнился 2017 год?

Много хороших новостей в этом году были связаны с текущей деятельностью корпорации. Во-первых, состоялся первый полет среднемагистрального самолета МС-21. Это большое событие для всей российской авиации и для «Ростеха», который выступает интегратором множества систем. Наша Объединенная двигателестроительная корпорация (ОДК) сделала для МС-21 новый турбореактивный двухконтурный двигатель ПД-14, он прошел летные испытания. Другим важным событием в авиации стал первый полет нашего А-100, российского самолета радиолокационного дозора. Вообще по радиоэлектронному кластеру мы серьезно продвинулись, увеличили долю гражданской продукции. Активно продвигаемся в развитии экосистемного проекта «Умный город». Проекты по внедрению технологий «Светлого города» стартовали в Улан-Удэ, Нижнем Тагиле, в Москве. Это и освещение, и умные светофоры, и транспортные системы. Ну и провели ряд сделок, направленных на развитие частно-государственного партнерства. В капитале нашего холдинга «Вертолеты России» появился РФПИ и иностранный инвестор, договорились об увеличении доли частного инвестора в концерне «Калашников».

Сергей Чемезов (с) Дмитрий Лебедев / Коммерсантъ
Каких финансовых показателей «Ростех» ждет по итогам года?
По предварительным ориентирам выручка составит около 1,5 трлн руб., в 2016 году было 1,26 трлн руб. При этом уже сейчас можно констатировать серьезный рост «гражданки» — примерно на 20% по сравнению с предыдущим годом. Ожидаем, что выйдем на цифру 460–470 млрд руб. В этом году «Ростеху» исполнилось десять лет, и мы посчитали, что общая стоимость активов по сравнению с 2007 годом выросла в три раза, достигнув отметки 3 трлн руб. Хотя по факту рост еще выше. Цифра 1 трлн руб., с которой мы начинали,— это балансовая стоимость, которая была только на бумаге. Когда мы провели первый аудит и столкнулись с реальными цифрами и фактами, я очень удивился: многое не стоило того, что было написано. За десять лет мы проделали огромную работу. Сегодня качество наших активов совсем иное. В развитие наших предприятий за время работы корпорации инвестировано более 1 трлн руб.
К сокращению военных заказов готовы?

Мы должны увеличить долю гражданской продукции до 50% к 2025 году — тогда у нас есть шанс выжить, потому что опираться только на производство военной продукции, наверное, уже нельзя. Но печальный опыт 1990-х годов говорит, что вряд ли мы сможем нормально существовать при нулевом гособоронзаказе.
С 1 января 2018 года начнет действовать новая госпрограмма вооружений. На что «Ростех» может рассчитывать?
По нашим подсчетам, каких-то сильных сокращений по объемам не произойдет: за десять лет на наши предприятия придется примерно одна треть всех средств госпрограммы.
Импортозамещение газотурбинных установок для кораблей ВМФ идет без сбоев?
Сейчас на испытательном стенде ОДК «Сатурн» проводятся испытания этих двигателей. В следующем году мы приступим к серийному выпуску корабельных газотурбинных установок. Сможем удовлетворять любые потребности ВМФ в газотурбинных двигателях и агрегатах на их основе, полностью нивелировав зависимость от украинских поставщиков.
А импортозамещение по другим отраслям как ведется? Все безболезненно?
У нас есть сложности с энергетическим оборудованием, это не секрет: сейчас все большие турбины производятся западными игроками типа General Electric или Siemens. Потребность в станциях у нашей страны огромная: надо строить новые, модернизировать старые… А в основном генерирующее оборудование западное. И надо нам уходить от этой зависимости, чтобы нас больше не пугали санкциями и судами. Эта работа в «Ростехе» ведется на базе ОДК. В ближайшие два года мы представим образцы российского генерирующего оборудования, в том числе и турбин.
Почему тогда нужно было связываться с турбинами Siemens и заключать контракт уже после вхождения Крыма в состав России в 2014 году?
Нас пытались поставить в безвыходное положение: сказали: мы будем работать у вас в стране, но по своим правилам. И тем самым не оставили выбора, ведь подходящее оборудование производят американцы, немцы и итальянцы. Куда ни кинь — везде клин. В свою очередь, мы прежде всего думали о наших гражданах. Если говорить с позиции общечеловеческих ценностей, то какая разница, где живут люди? Хоть в Крыму, за Уралом, на Дальнем Востоке, в Тамани. И если у этих людей нет возможности ни помыться, ни согреться, нет электричества, вода не подается, то как им выживать? С этой точки зрения, в какой регион поставлены турбины — вообще не имеет никакого значения. А на Западе обо всем этом забывают — права человека тут уже не играют никакой роли. Главное — санкции. Кстати, когда США и ЕС ввели ограничения, мы предлагали Siemens забрать турбины, выкупить их у нас, но они отказались.
Чем мотивировали?
Они сказали, что не будут платить за хранение и транспортировку поставленного оборудования и готовы выкупить его только по цене контракта, не более. А кто нам возместит наши затраты? Мы за свой счет? Нет. Поэтому объявили конкурс и продали это оборудование.
А чем вся эта история может закончиться?
Siemens — серьезная компания, ей тоже не с руки ссориться со всеми, да и российский рынок немаленький. Честно, мы не хотим конфликта, хотя ответные претензии им тоже предъявили, поскольку определенный ущерб своими действиями они нам нанесли. Но отказываться от идеи подписать мировое соглашение не будем.
Сроки запуска станций в Крыму не сдвигаются?
Первые пусковые операции — так называемый розжиг — предусмотрены в феврале 2018 года, далее будут проводиться пусконаладочные работы.
А госкорпорации как при санкциях живется?
Здесь лукавить не буду: они влияют на нас негативно. Мы потеряли ряд рынков, в том числе американский, если говорить о продукции «Калашникова». Но взамен нашли другие точки сбыта продукции в Латиноамериканском регионе, в арабском мире… Я понимаю, что все эти санкции — это конкретный пример недобросовестной конкуренции. Они стараются оказывать давление, понимая, что наше оружие очень конкурентоспособное, по цене более дешевое, а по качеству не уступает аналогам из Америки или Европы, а зачастую и превосходит. Естественно им это не нравится, ведь они теряют рынок.
В конце января—начале февраля следующего года США планируют ввести новый пакет ограничительных мер.
Там будут болезненные для нас точки. Удар будет наноситься не только по логистике наших перевозок, но и коснется, по всей видимости, наших партнеров.
И как быть в такой ситуации?
Будем работать, искать варианты выхода из ситуации.
Все эти санкции надолго?
Думаю, что их отменят уже не при нашей жизни. При вашей, может быть, при моей — точно нет.
То, что частные акционеры концерна «Калашников» Андрей Бокарев и Искандер Махмудов ушли из этого бизнеса, как-то связано с санкциями?
Бокарев и Махмудов являются совладельцами крупного многопрофильного холдинга и приняли решение сконцентрироваться на других отраслях, в частности, металлургии и машиностроении. А Алексей Криворучко сфокусируется на развитии концерна «Калашников». С санкциями связи нет, это решение они приняли задолго до этого. Уже есть решение правительства о том, что мы продадим дополнительно 26% минус одна акция концерна, а у нас останется 25% плюс одна акция. Итого у Алексея Криворучко будет 75% минус одна акция. Он себя зарекомендовал как грамотный и прогрессивный руководитель, который тяжелый актив смог превратить в крепкий бизнес.
Переданный вам «Уралвагонзавод» по-прежнему в тяжелом состоянии?
Процесс передачи довольно долгий, фактически акции УВЗ перейдут к нам только в начале 2018 года. Но, конечно, мы уже серьезно работаем с этим активом. Основные долги были связаны с тем, что продукция УВЗ была нерентабельной. Процесс был построен таким образом, что компания производила вагоны и у себя же их и покупала. На тот период вагоны практически не продавались, так как не было законодательно закреплено ограничение срока их службы. Железнодорожные перевозчики сами принимали решение об окончании срока эксплуатации, и могли использовать их до тех пор, пока вагоны совсем не развалятся и колеса не отлетят. Сейчас сроки их службы ограничены. Мы планируем продать компанию «УВЗ-Логистик», она сегодня владеет 27 тыс. вагонов. Там основной долг около 28 млрд руб. плюс около 90 млрд руб. поручительств. В результате продажи значительно снизим кредитную нагрузку.
Бронетанковый холдинг создавать не будете?
Если бы «Уралвагонзавод» был в нормальном финансовом состоянии, то можно было бы и объединить. Но поскольку и «Курганмашзавод» весь в долгах, и «Уралвагонзавод», то сейчас это не так актуально. Если они объединятся, то могут и утонуть — и вытащить их из ямы будет уже очень сложно.
Сколько времени потребуется, чтобы привести их в чувство?
Полагаю, не менее трех-четырех лет. И только после этого можно будет думать про холдинг.
Интерес к Объединенной авиастроительной корпорации по-прежнему есть?
Если говорить обо всех структурах, которые не входят в корпорацию, то ОАК — наиболее близкая к нам компания. Около 70% всех комплектующих делается у нас: двигатели, авионика, композиты, агрегаты… Мы друг без друга жить не можем.
Что даст вхождение ОАК в «Ростех»?
Мы сейчас говорим гипотетически, решения по вхождению ОАК нет. Но если решение будет принято, появится единая компания, типа Boeing или Airbus. Полный цикл производства в одних руках и в одном месте. В этом случае, наверное, такая объединенная компания будет больше интересна для инвестора, чем раздробленная.
Думаете, что авиационные активы имеет смысл приватизировать?
Конечно. Такая конфигурация будет однозначно интересна инвесторам, в том числе иностранным.
По срокам понимание есть?
Пока все на стадии обсуждения. Я, честно говоря, опасаюсь что-либо предпринимать и форсировать процесс. Надо понимать, что это еще один весьма тяжелый хомут. Сейчас нам надо разбраться с «Уралвагонзаводом» и «Тракторными заводами», в частности, с «Курганмашзаводом».
Согласитесь, «Вертолетам России» сейчас тяжеловато в плане сбыта продукции. Это связано с сокращением заказа со стороны Минобороны РФ?
Даже не в этом дело. Рынок средних и тяжелых вертолетов насытился, нужно время для того, чтобы у заказчиков — в том числе иностранных — вновь появилась потребность в закупках этой техники.
Какие задачи ставите спецэкспортеру российских вооружений «Рособоронэкспорту» с учетом непростой внешнеполитической ситуации?
Я вижу смысл делать упор на сервисное обслуживание — мы начали работать в этом направлении, но пока эта сфера серьезно не охвачена. Объемы у нас и так росли, и это направление было далеко не приоритетным. Сегодня на этом необходимо конкретно фокусироваться, потому что поставка запчастей и оказание сервисных услуг по объемам вполне сопоставимы с продажей готовых изделий. Мы стремимся заключать контракты полного жизненного цикла. «Рособоронэкспорт» уже на этапе продажи изделия указывает в контрактных обязательствах, что наши холдинги обязуются осуществлять сервисные услуги и ремонт на протяжении всего периода эксплуатации изделия. Одной из наиболее эффективных схем является создание совместного предприятия, в которое входит «Рособоронэкспорт», местная компания заказчика и наш холдинг.
Вопрос геополитический: в чем выгода России в поставке Турции зенитного ракетного комплекса С-400 «Триумф»?
Это первая страна НАТО, приобретающая нашу новейшую систему противовоздушной обороны С-400.
Они приобрели четыре дивизиона?
Да, на $2,5 млрд.
А кредит со стороны РФ?
Российский и турецкий Минфин уже завершили переговоры, осталось только утвердить финальные документы. Могу сказать, что 45% общей суммы контракта они выплачивают в качестве аванса, 55% — российские кредитные средства. Первые поставки планируем начать в марте 2020 года.




Смотрите также: