Климатические игры
кто и зачем навязывает России «мировые стандарты» сокращения парниковых выбросов?
Владимир Павленко
6 апреля в Совете Федерации – верхней палате российского парламента – прошел российско-французский парламентский семинар. Тема: «Роль парламентов и экспертного сообщества в выработке решений по проблеме изменения климата. Актуальные задачи реализации Парижского соглашения». Шесть членов Совета Федерации во главе с вице-спикером Евгением Бушминым (были представлены комитеты по аграрно-продовольственной политике и международным делам) и пять французских парламентариев (двое сенаторов и трое депутатов Национального собрания), все – участники OPECST - Бюро оценки научных и технологических возможностей Парламента Франции. Во главе с его председателем. Гораздо более информативным для общей характеристики данного мероприятия оказался список представителей исполнительной власти и экспертов. Поскольку с французской стороны альтернативных точек зрения на Парижское соглашение и комплекс климатических проблем ожидать не приходилось (в Москву никто бы не допустил, да их и в целом не наблюдается), все уперлось в состав российской экспертной группы. Из тех, кто был заявлен, также не нашлось никого, кто не придерживался бы «официоза», хотя позиция противников Парижского соглашения и участия в нем России в общественном мнении и информационной сфере представлена достаточно широко. В этой связи необходимо упомянуть соответствующие общественные слушания, которые прошли 1 ноября 2016 года в Общественной палате РФ. Посмотрев видеозапись этого форума, легко убедиться, что сторонники «Парижа» оказались там в исчезающем меньшинстве и в ходе развернувшегося обсуждения никаких аргументов в пользу соглашения представить не смогли. Поэтому не получилось даже дискуссии, а сами слушания превратились в некое подобие обвинительного заключения против тех, кто втянул страну в эту авантюру. Почему организаторы семинара в Совете Федерации это обстоятельство проигнорировали и созвали заведомый «экспертный» «одобрям-с», оставим на их совести. Тем более, что альтернативная точка зрения от известного эколога и экономиста Виктора Васильевича Потапова из МНЭПУ – Международного независимого эколого-политологического университета, текст выступления которого мы представим ниже, вопреки «тщательной подготовке» организаторов, все-таки прозвучала. И оказалась она куда более весомой, чем многие доклады вместе взятые, наполненные как привычными заблуждениями, так и откровенными анекдотическими «перлами», порой выходящими за рамки здравого смысла. Прежде, чем перейти к анализу тех выступлений, чтто прозвучали до В.В. Потапова, который – так невольно, но показательно получилось – выступил на семинаре с заключительным словом, подведя обсуждению своеобразную черту, сформулируем некое общее впечатление. Не только от самого семинара, но и от содержательности обсуждения климатической проблематики на уровне российской власти в целом. Уже по итогам ноябрьских слушаний в Общественной палате сложилось и в дальнейшем окрепло убеждение, что откуда-то «сверху» поступает и постоянно подтверждается настоятельная рекомендация, если не установка, блокировать всякое альтернативное мнение. И не обращая на него внимания, вести дело к ратификации Парижского соглашения любой ценой. По принципу: закрыв глаза, прыгнем в пустой бассейн, а там уже, если очнемся от удара о кафельное покрытие его пола, будем думать, когда и сколько воды в него наливать. Главное в этой метафоре – «если очнемся». Можно ведь и не «очнуться». И не успеть внести коррективы в ликвидационные по отношению к отечественной промышленности последствия внедрения норм «Парижа». Заинтересован кто-то именно в таком развитии событий, или «бал правит» сугубо экономический интерес, связанный с почти неограниченными возможностями распродажи российского поглотительного ресурса западным странам и компаниям, или все дело в «моде» на западные «экологические» тренды, судить не берусь. Скорее всего, имеет место все в комплексе. И факт остается фактом: провальные для поборников ратификации Парижского соглашения результаты слушаний в Общественной палате были не просто проигнорированы, а сделано это было с особым аппаратным цинизмом. Как иначе охарактеризовать следующую коллизию. Организаторами слушаний выступили Комиссии ОП РФ по развитию реального сектора экономики (Сергей Григорьев) и по безопасности (Антон Цветков). Однако на состоявшееся вслед за этим, 27 декабря 2016 года, заседание Государственного совета РФ «Об экологическом развитии Российской Федерации в интересах будущих поколений» от Общественной палаты был направлен – и выступил на нем - отнюдь не Григорьев или Цветков, что было бы логично. А совсем другой член ОП, даже не принимавший участия в слушаниях, - председатель Комиссии по экологии и охране окружающей среды Сергей Чернин. Излишне упоминать, что в его выступлении на Госсовете не прозвучало никаких озабоченностей из тех, что были высказаны участниками слушаний. Иначе говоря, мнение критиков чьим-то бюрократическим решением было «положено под сукно», им пренебрегли, а произведенный резонанс замолчали и «спустили на тормозах». И это далеко не единичный случай. Именно сквозь призму практики «держать и не пущать» противников Парижского соглашения, не приглашая их на официальные мероприятия, проводя их «для своих» и создавая иллюзию безоговорочного одобрения «киотско-парижской» дискриминации России, и следует рассматривать особенности подбора экспертов. В том числе на российско-французский семинар в Совете Федерации. Автор этих строк конечно же понимает отличия официального, тем более международного формата, от внутренних дебатов. Однако, во-первых, постулировать кулуарные решения тогда, когда эти дебаты не завершены, а экономика и прежде всего промышленность страны в ближайшее время столкнутся со всем «негативом» последствий, связанных с реализацией Парижского соглашения, преждевременно. Во-вторых, ничего плохого не было бы в том, чтобы стоящая на одиозно однобокой, идеологизированной «европейской» точке зрения французская сторона познакомилась и с другой позицией, что в итоге, благодаря усилиям В.В. Потапова, и произошло. От французов, как говорится, «не убыло», хотя и настроение, прямо скажем, у них от сказанного не улучшилось. Итак, по выступлениям на семинаре. Понятно, что в наиболее сложном положении находились российские сенаторы, с одной стороны, знакомые с узкими местами и угрозами Парижского соглашения, а с другой, связанные существующей «дорожной картой» по его ратификации. Тем не менее, осторожная критика «Парижа» с их стороны все-таки прозвучала. Так, зампред палаты Евгений Бушмин, констатировав «одинаковый взгляд России и Франции на проблемы изменения климата и на реализацию Парижского соглашения», посетовал на то, что перевыполнение Россией своих обязательств по сокращению антропогенных выбросов наталкивается на уклонение от них США и Китая. Председатель Комитета по аграрно-продовольственной политике Михаил Щетинин отметил, что внедрение безуглеродных технологий, как и введение углеродного налога (сбора) «может привести к определенному усилению налогового бремени на предприятия, сокращению рабочих мест и в конечном счете ухудшению социально-экономического положения населения». (Подробное обсуждение здесь темы углеродного налога не имеет смысла, ибо в сентябре 2016 г. общественности был представлен обстоятельный доклад Института проблем естественных монополий – ИПЕМ; в нем анализируются все возможные последствия такого шага для всех, вплоть до отдельных отраслей и компаний. В отличие от российских парламентариев, их французские коллеги в своих выступлениях наглядно продемонстрировали весь набор мифологем нынешнего «климатического процесса», которые в некоторых случаях переходили в фактическое давление на Россию. Что больше всего поражает, так это то, что никаких сомнений ни в «глобальном потеплении», ни в его антропогенном происхождении у них нет. Несмотря ни на знаменитый «Климатгейт» 2009 года, ни на выводы антарктических исследований российских ученых, которые доказали естественную цикличность колебаний климата, ни на многое другое, политическая мотивация «климатического процесса» даже не обсуждается. О «глобальном потеплении», как продукте антропогенного воздействия на окружающую среду и климат, европейцы продолжают твердить как о чем-то самом собой разумеющемся. Председатель OPECST Жан-Ив Ле До, например, пустившийся на семинаре в рассуждения о «необратимости» нагревания океанов и о том, что с последствиями сегодняшних загрязняющих выбросов «столкнутся наши дети», безапелляционно потребовал от России «взять быка за рога» и «срочно», не задумываясь, приступить к сокращениям. И призвал нашу страну вместе с Францией стать «лидером в сфере борьбы с глобальным потеплением» не только с экологической, но и с экономической точки зрения. Отметим, что требуя пояснений, данный тезис этого французского гостя, видимо, считавшего себя «хозяином» положения, который призван обучить принимающую сторону «уму-разуму», лишь подтверждает главный вывод автора этих строк. И в монографии «Мифы “устойчивого развития”: “глобальное потепление” или “ползучий” глобальный переворот?» (М.: ОГИ, 2011. – 944 с.), и в целом ряде статей и выступлений мне приходилось подчеркивать, что политической основой «климатического процесса» в том его виде, в котором он реализуется в международных документах, включая Киотский протокол и Парижское соглашение, является так называемая «широкая» трактовка экологии. То есть использование экологической проблематики в качестве Троянского коня, превращение ее в методологию ликвидации суверенитетов путем навязывания другим странам, в первую очередь России, моделей, передающих внутреннюю, в том числе экономическую, социальную и даже военную политику во внешнее управление. Именно этот подход вводится в рамках концепции «устойчивого развития», развивающей постулаты «нулевого» экономического роста и контроля над численностью населения, внедренные еще в первый доклад Римскому клубу «Пределы роста» (1972 г.). Это такая долгосрочная глобальная стратегия Жонглируя статистикой, г-н Ле До, как и выступавший вскоре после него сенатор Бруно Сидо, хвастались «опережающим» вкладом Франции в сокращение парниковых выбросов и развитие «возобновляемой» энергетики за счет АЭС. Забывая при этом, что как доказал Виталий Болдырев (кстати, Заслуженный энергетик России), которого организаторы почему-то пригласить не удосужились, выбрасываемый при охлаждении реакторов водяной пар является куда более значительным по объемам выбросов парниковым газом, чем CO2 – углекислота, против которой все ополчились. В отсутствие Болдырева, умерить неумные фантазии французских коллег перспективой пересчета CO2-эквивалента, в котором фиксируются выбросы, например, в эквивалент H20 (воды), оказалось некому. Между тем, Франция с удельным весом атомной электрогенерации более чем в 80% в этом случае неизбежно оказалась бы главным загрязнителем окружающей среды. По крайней мере в масштабах Европейского союза. Сенатору Сидо принадлежит и, пожалуй, первый откровенный «перл», которым стало утверждение, будто Россия при повышении своей энергоэффективности «не столкнется» ни с какими проблемами – ни с социальными, ни с экономическими. Чего здесь больше – некомпетентности или цинизма, понять сложно, ибо французский сенатор, охотно делившийся впечатлениями от поездки делегации в Ставрополье, живописал о тамошнем количестве солнечных дней в году как о серьезном основании для тотальной переориентации нашей страны на «возобновляемые» энергоисточники (ВИЭ). Прежде чем перейти к российским экспертам, обратим внимание на то, что сказали приглашенные чиновники из заинтересованных правительственных ведомств – Министерства природных ресурсов и экологии (МПР) и Министерства экономического развития (МЭР). Лариса Корепанова, замдиректора профильного департамента МПР, признала недопустимость «искусственной политизации природоохранной проблематики, ее использования для ограничения суверенитета государств в отношении их природных ресурсов, а также в целях недобросовестной конкуренции». Однако она удивительным образом не отыскала в этом положении Концепции внешней политики РФ никаких противоречий с обязанностью России вносить «свой вклад в усилия по смягчению последствий изменения климата», вытекающую из Парижского соглашения. Здесь мы подходим к главному вопросу, составляющему камень преткновения всего «климатического процесса» и прежде всего условий участия в нем Российской Федерации. О проблеме антропогенных ВЫБРОСОВ знают все, и в рамках всех международных климатических соглашений от всех требуется их сокращать, а в Парижском соглашении еще и прописана обязанность обновлять соответствующие «национальные вклады» (INDC), причем, чем чаще, тем лучше, но не реже, чем раз в пять лет. Фактический молчок о другой проблеме – ПОГЛОЩЕНИИ (абсорбции) парниковых газов природными средами. А именно: лесами, водными поверхностями, тундрами, степями и т.д. Всеми, кроме пустынь и городских «каменных джунглей». И, наконец, полное «табу» в «климатическом процессе» кем-то наложено на тему БАЛАНСА ВЫБРОСОВ И ПОГЛОЩЕНИЯ. Между тем, такие подсчеты ведутся, и из них следует, что поглощают больше, чем выбрасывают, то есть являются донорами, лишь несколько стран. А все основные «промышленно развитые» государства и международные объединения – США, Китай, а также участники Европейского союза – намного сильнее загрязняют окружающую среду, чем ее очищают. (Об Америке и Китае, как о загрязнителях, кстати, вспоминали и российские, и французские участники семинара, а вот о существенно большем дисбалансе по сравнению с ними у ЕС, видимо, из соображений ложно понимаемой «политкорректности», не сказал никто). Здесь мы и подходим к наиболее щекотливой теме, которая в полной мере отразилась в выступлении г-жи Корепановой и имеет прямое отношение к дебатам по вопросу, кем именно – донором или загрязнителем – является Российская Федерация. Из стенограммы: «Министерство природных ресурсов подготовило методику определения объема выбросов парниковых газов, методика уже применяется, апробируется. И после принятия федерального закона, который обяжет уже всех участников хозяйственной деятельности представлять необходимые отчеты, предприятия будут иметь необходимый прикладной инструмент для определения объема своих выбросов парниковых газов. Министерство завершает работу над методикой определения объемов поглощения выбросов парниковых газов, которая также будет необходима предприятиям для участия в реализации лесных проектов, в работах по восстановлению лесов, по их развитию с тем, чтобы не допустить снижения потенциальной углеродоемкости наших лесов», - так выглядит интересующий нас фрагмент. И из него вытекает то, что как считать выбросы – уже известно. Собственно, никакой тайны никогда не составляла горячая приверженность нашего МПР тем пунктам Киотского протокола и Парижского соглашения, где говорится, что основой методики подсчета выбросов является методика МГЭИК – Межправительственной группы экспертов по изменению климата. А вот что касается поглощения парниковых газов, здесь, как следует из выступления г-жи Корепановой, ничего еще не готово. Данное положение дел показательно и само по себе, и в деталях. Во-первых, возникает вопрос, почему представитель МПР ведет речь только о лесах, в то время как поглощение осуществляют и другие вышеупомянутые природные среды? Во-вторых, в выступлении упоминается перспектива принятия федерального закона «О государственном регулировании выбросов парниковых газов», а законодательного закрепления методики, связанной с поглощением, не просматривается. Это случайно? Или связано с тем, что подсчет выбросов собираются оформить законодательно, а поглощения – «как Бог на душу положит»? И потом этим манипулировать так, как кому-то потребуется. В-третьих, если методики до сих пор нет, и неизвестно, когда она появится, то на каком тогда основании МПР берет на себя ответственность за установление неких количественных показателей поглощения? Как это сделано, например, в «Предложениях по методологии учета поглощения углекислого газа российскими лесами», обнародованных министерством 11 марта 2016 года. Посмотрим этот документ и убедимся, что помимо упомянутой приверженности методике МГЭИК, в нем содержится и еще один деликатный момент, раскрывающий манипуляции со статистикой по поглощениям антропогенных выбросов. Парижское соглашение получает в МПР высокую оценку потому, что в нем, как указано в «Предложениях…», якобы учтены 100% поглощения российских лесов. Так ли это на самом деле? Нет, не так. И не только потому, что этим подсчетом охвачены лишь «управляемые» леса, а поглотительный ресурс гигантских лесных пространств Сибири и Дальнего Востока, как в дальнейшем было признано главным поборником методологии МГЭИК Дмитрием Замолодчиковым, которого на семинар, в отличие от Болдырева, пригласили, у нас, в стране, обладающей четвертью всех мировых запасов лесов, признается «незначительным». И не в связи с тем, что документом опять-таки не учтены все остальные поглотительные среды, кроме лесов. Главное: в МПР утверждают, что в Киотском протоколе было учтено всего лишь 23-24% поглотительного ресурса лесов, то есть вчетверо меньше, чем в Парижском соглашении, и это обстоятельство ведомство ставит себе в заслугу, требуя поэтому соглашение ратифицировать. Давайте считать. Итак, в документе приведена цифра в 33 млн тонн углерода, учтенная в Киотском протоколе. Попытавшись перевести углерод в эквивалент углекислоты (CO2), получаем примерно 150-160 млн тонн. Получается, что если это - четверть российского поглощения, «учтенная» в «Киото», то в соответствии с Парижским соглашением, в котором все якобы «учтено» полностью, Россия поглощает 600-640 млн тонн. Или,6-0,64 млрд тонн CO2-эквивалента. Так? Вот здесь и содержится основная нестыковка, если не подлог. Коль скоро МПР с подачи г-на Замолодчикова настаивает на,6 млрд тонн российского поглощения при выбросах в 2,3 млрд тонн, то наша страна – банальный загрязнитель. Причем, худший, чем США и Китай, у которых выбросы превышают поглощение примерно вдвое. И почти такой же, как ЕС, у которого превышение выбросов над поглощением уже в четыре раза. Как обстоит дело на самом деле? В разработках академика Георгия Заварзина, профессора Владимира Лукьяненко, упомянутого Виталия Болдырева содержится совершенно иная, причем, подкрепленная научными данными, статистика российского поглощения парниковых выбросов. И она колеблется от 5 до 12 млрд (!) тонн, превышая оценку МГЭИК – МПР – Замолодчикова не на проценты и даже не в разы, а сразу на два порядка. И если это так, а указанные оценки, подчеркну это еще раз, - научно обоснованные, то Россия – не просто донор, а супердонор, намного опережающий остальную пятерку доноров – Канаду, Бразилию, Австралию, Новую Зеландию и Швецию. Отсюда и «разведение» тем выбросов и поглощения в международных документах, и изъятие из них вопроса о балансе того и другого. Невыгодна эта тема – ни Западу, ни его российской агентуре влияния! И, наконец, то, о чем упомянула г-жа Корепанова: что разработка методики оценки выбросов для российского МПР приоритет, оказывается, куда более важный, нежели расчет методик их поглощения, которым в ведомстве занимаются по остаточному принципу. И по установкам МГЭИК. Возникает самый принципиальный вопрос, который оппоненты Парижского соглашения уже который год задают его сторонникам. А те, подобно «Ваське», который «слушает, да ест», делают вид, что этого вопроса не слышат и продолжают гнуть свою линию, полностью ориентируясь на МГЭИК и другие международные институты. И вопрос этот звучит так: должны ли для доноров и загрязнителей действовать одинаковые «правила игры», требующие от тех и других одинаковыми темпами сокращать антропогенные выбросы? Или это должны делать только загрязнители, а доноры – нет? И поскольку для России актуальнее этого ничего в «климатическом процессе» нет и быть не может, правомерен другой, взаимосвязанный вопрос: почему наши внутренние лоббисты Парижского соглашения проявляют такое упрямство в проведении этой внешне ориентированной линии, которая со всей очевидностью противоречит национально-государственным интересам страны? И какими мотивами (интересами) они при этом руководствуются? На мой взгляд, в основе такой настырности прежде всего лежит существующая либеральная экономическая модель. Если упор делать на внешние инвестиции, как это и происходит сейчас, то тогда «аргумент Чубайса» о неконкурентоспособности отечественной продукции, произведенной по «непарижским» технологиям, приобретает безусловный вес. Если же сделать ставку на внутренние, прежде всего государственные инвестиции, то соблюдение «киотско-парижских правил игры» становится излишеством, не просто обременительным для экономики, особенно в контексте российского экологического донорства, а наносящим ей существенный ущерб. Показательными в этой связи оказались выступления заместителя директора департамента МЭР, отвечающего за энергоэффективность, Юрия Федорова и директора Института глобального климата и экологии Росгидромета и РАН Александра Нахутина, в которых была затронута проблема декаплинга. Этим модным термином обозначается рост ВВП, осуществляемый без увеличения и даже с сокращением выбросов. Очень быстро стало понятно, что как и в случае с российским поглотительным ресурсом, никакого единства в понимании проблемы и, что еще важнее, в статистических выкладках, здесь нет даже у единомышленников. Федоров, в частности, утверждал, что декаплинг у нас-де «уже произошел», ввиду удвоения ВВП с 1998 по 2015 года без роста выбросов, а также 82%-ного удельного веса «низкоуглеродных» технологий в современной электрогенерации. Нахутин не то, чтобы проявил существенно меньший оптимизм, но откровенно запутался в цифрах и тенденциях. С одной стороны, он считает, что мы уже «существенно приблизились» к декаплингу, «как и страны ЕС». И если мы «пойдем по пути энергоэффективности, то осуществим его в полной мере». С другой стороны, по Нахутину, «если декаплинг начнется сейчас (то есть он не осуществлен? – Авт.), то это значит, что мы отстаем от Соединенных Штатов и фактически от Евросоюза тоже в этом вопросе примерно на десять лет». Так мы «приблизились» или все-таки «отстаем», причем существенно? Путаница эта, на наш взгляд, от фундаментального непонимания нашими чиновниками, в том числе высокопоставленными, что при существующем технологическом укладе темпы развития прямо пропорциональны выбросам: есть выбросы – есть и развитие, если же нет выбросов, то и развитие отсутствует. Из этого, помимо всего прочего, следует, что развитие куда более сложная категория, нежели экономический рост, и оно не исчисляется в процентах увеличения ВВП. У него вообще не количественные, экстенсивные, а качественные характеристики. Вместо искомого же декаплинга мы в обсуждаемом случае получаем либо банальное жонглирование статистикой, либо еще худшее, на наш взгляд, замещение производственных отраслей «виртуальными», например, сферой услуг. Для примера. Тот же ВВП может исчисляться двумя способами. Первый - «на душу населения», как номинальный, по объему промышленного производства в постоянных ценах. Второй способ исчисления ВВП - по паритету покупательной способности (ППС). И результаты в обоих случаях будут разными. В России номинальный ВВП почти в три раза меньше ВВП, исчисленного по ППС. А вот в США, для иллюстрации того, как это для нас важно, два этих разных способа исчисления ВВП дают примерно одинаковые результаты. То есть мифологический «российский декаплинг», определенный по ППС, представляет собой продукт статистических махинаций. И прикрывает продолжающуюся деиндустриализацию, которая проводится под рефрен рапортов об успешном «импортозамещении» и «инновационном развитии». И кардинальное сокращение, точнее обвал, выбросов парниковых газов в нашей стране в период 1990-2016 годов наиболее точно раскрывает масштабы разрушения отечественной экономики. В подтверждение этого вывода приведу ряд мер, которые г-н Федоров предложил совершенно серьезно и без тени буквально напрашивавшейся иронии. Среди них «электрификация автомобильного транспорта», «переход к строительству зданий с низким уровнем потребления энергии», «ускорение развития возобновляемых источников энергии», «совершенствование системы платежей за выбросы и сбросы загрязняющих веществ»… Почему-то не покидает уверенность, что все ограничится последним пунктом - расширением охвата и перманентным повышением штрафов. Ибо пересадить население на электромобили в обозримом будущем невозможно. (Даже если бы это удалось, сразу же возрос бы объем парниковых выбросов, так как электроэнергия для этих автомобилей в основном производится на ТЭС и ТЭЦ). Удельный вес «низкоэнергетических» домов, даже если начнется их строительство, составит каплю в море, а обнародованные расходы на реновацию лишь московских пятиэтажек, между тем, уже вызвали у специалистов оторопь. И потенциал ВИЭ, крайне ограниченный, без новых технологий расширить невозможно, в то время как вице-премьер Александр Хлопонин на Сочинском инвестиционном форуме признавался, что даже американские компании, много лет занятые в этой отрасли, констатируют «отсутствие прорывов» и т.д. А вот меры, которые г-ном Федоровым отнесены к среднесрочной стратегии (2020-2030 гг.); приведу их полностью. «…Обновление инфраструктуры в тепло- и электроэнергетике, создание банка типовых проектов повышения энергоэффективности, развитие и когенерация широкого диапазона мощностей, создание системы сопоставления параметров энергоэффективности (так называемый бенчмаркинг), привлечение финансовых средств с внешних рынков (это основной элемент, который сейчас сдерживает развитие многих, скажем так, энергоэффективных и инновационных проектов), широкое использование инструментов “зеленого” финансирования и установление минимальных требований к энергетической эффективности зданий». Получение финансовых средств с внешних рынков и из «зеленых» источников обусловлено подчинением «типовым проектам», а также «минимальным требованиям» из последнего пункта? И что делать попавшим в эти «жернова» гражданам? Даже в жилом секторе, не говоря уж о промышленном… Ну и верхом, так сказать, откровенной дезинформации стало выступление г-на Замолодчикова, о котором уже упоминалось. Европейские леса в его представлениях поглощают больше углерода, чем сибирские, не потому, что они широколиственные, а потому, что «управляемые» и меньше горят. Постановка лесных пожаров во главу аргументов, дискредитирующих российский поглотительный ресурс, - «фирменное блюдо» от этого «специалиста». А утверждение, будто увеличение «стока» (то есть поглощения) углерода будет происходить по мере интенсификации лесоохраны, до конца может быть понято только в сочетании со следующим «перлом» из этого выступления. «Надо четко понимать, - считает г-н Замолодчиков, - что сток в леса является не чем-то данным свыше, а является следствием тех или иных мер по управлению лесным хозяйством» (то есть получается, что поглощение – функция не фотосинтеза, а управления лесами?). И поскольку расширение такого управления он соотносит с кардинальным увеличением бюджетных затрат, постольку подтекстом этого выступления звучит как раз по сути и отстаиваемая МПР якобы «невозможность» признания у российских территорий громадного поглотительного ресурса. И сохранится такое патологическое неприятие правды, видимо, по крайней мере до передачи в долгосрочную аренду иностранцам девственных территорий вместе с их поглотительным ресурсом («мы же сами-де управлять не умеем, и денег у нас нет!»). Видимо, когда все сибирское лесохозяйство будет передано немцам, как это произошло с национальным парком «Бикин», расположенным в районе одноименной дальневосточной реки, или французам, американцам и т.д., тогда «заинтересованные лица и исполнители», несомненно приложившие руку к формированию списка экспертов для участия в обсуждаемом семинаре, и признают, наконец, этот поглотительный ресурс. Только будет он уже не российским, а чужим. Пусть и на нашей территории. Обо всем этом В.В. Потапов и говорил, повергнув участников обсуждения в уныние, которое можно понять. Ведь те, кто продвигают Парижское соглашение, не могут допустить по-настоящему адекватной оценки имеющихся фактов. Как и свободной конкуренции точек зрения и мнений. Ибо то, что высказывается, сразу же начинает угрожать их корпоративным и групповым интересам, противопоставляя их национальным интересам России. В.В. Потапов: При подготовке международных соглашений мы часто странным образом забываем о потребностях собственной экономики и поступаем «в интересах мирового сообщества». В ряде прозвучавших сегодня докладов нас опять открытым текстом призывали к очередному забвению своих национальных интересов. Подмена первая. Например, уже при сравнении объемов выбросов парниковых газов с ВВП началась игра цифрами. Не секрет, что ВВП зависит от модели исчисления: один результат будет получен, если считать «по-честному», то есть по объемам промышленного производства в постоянных ценах, и другой, если считать «по-лукавому», то есть по паритету покупательной способности (ППС), которая зависит не от реального производства, а от паритета цен и разности стоимости валют. Показанные на семинаре графики изменения объемов выбросов парниковых газов и ВВП, исчисленного по ППС, не отражают реальной ситуации. С помощью этих графиков нас пытаются убедить, что сокращение выбросов парниковых газов возможно на фоне роста ВВП, исчисленного по объемам промышленного производства. Столь грубая статистическая подмена стала в России традиционной, начиная с дискуссии по ратификации Киотского протокола в начале 2000-х годов. И как показал наш семинар, те же приемы манипулирования продолжают применяется и сегодня климатическими алармистами и «специалистами» Института глобального климата и экологии Росгидромета и РАН (ИГКЭ) и Министерства экономики (МЭР). Только теперь они озабочены скорейшей ратификацией уже не Киотского протокола, а Парижского соглашения. Начиная с середины 90-х годов уровень реального ВВП, рассчитанного по объемам производства, в России увеличился очень мало. Именно этот факт отражают графики выбросов парниковых газов, которые колеблются на уровне 90-х годов, не демонстрируя роста. Настоящий рост выбросов возможен только при увеличении роста производства, а не роста ВВП по уровню паритета покупательной способности. Подмена вторая — фундаментальная. Все международные природоохранные соглашения, в том числе рамочные конвенции, Киотский протокол и т. д., опираются на 2-й принцип Рио-де-Жанейрской декларации по окружающей среде и развитию (1992 г.). Это принцип красной нитью прошел через все соглашения, начиная еще со Стокгольмской конференции 1972 года. И говорится в нем о том, что страны имеют право на своих территориях проводить собственную национальную политику, в том числе с точки зрения антропогенного воздействия на окружающую среду, если это не нарушает интересов других стран, связанных с состоянием окружающей среды. То есть не ухудшает ее. Так давайте разберемся, кто кому вредит, и кто нарушает этот принцип? Посмотрим углеродные балансы основных стран-эмитентов парниковых газов и выясним, как обеспечивается соблюдение и выполнение требований данного принципа основными участниками Парижского соглашения. Теми, что требуют от России активизации и повышения ее вклада в сокращение парниковой эмиссии. Вот, что мы видим:
Получается, что ни одна из ведущих стран-эмитентов, за исключением России, не соблюдает ни 2-й, ни другие ключевые принципы Декларации Рио. Никто, кроме России не выполняет требование не наносить ущерба окружающей среде соседей. Не потому ли ни в Киотском протоколе, ни в Парижском соглашении нет даже упоминания о Декларации Рио, хотя с точки зрения Устава ООН и норм международного права, именно эта декларация является главным, системообразующим документом «климатического процесса». Поэтому я скептически отношусь к Парижскому соглашению. Очевидно, что оно на международном уровне закрепляет дискриминационный характер отношений, позволяющий некоторым странам замаскировать свой статус основных загрязнителей атмосферы и легализовать свое право в дальнейшем загрязнять окружающую среду. Между тем, проблема «углеродного» регулирования остается наиболее острой потому, что именно углеродный баланс позволяет оценивать масштабы и уровень как воздействия техносферы на окружающую среду (биосферу), так и ее способность самоочищаться от этого загрязнения с помощью естественных природных процессов. Об этом очень хорошо сказал наш президент В.В. Путин в выступлении на юбилейном заседании Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке 28 сентября 2015 года. С его стороны прозвучало предложение стимулировать внедрение природоподобных технологий именно на основе баланса техносферы и биосферы. И углеродный баланс — это важнейший показатель, соотносящий антропогенное воздействие на окружающую среду с восстановительными возможностями биосферы. Измеренный в углеродном эквиваленте, он как раз и является объективным критерием природоохранной деятельности тех или иных стран и не только может, но и должен применять при принятии управленческих решений. Различные методологические подходы к экономической оценке природно-ресурсного потенциала биосферы России, как страны-донора, показаны на следующем слайде.
Видно, что в создании систем регулирования и оценки антропогенного воздействия нашей экономики и возможностей нашей биосферы мы отстали от промышленно развитых стран, в том числе и от Франции, на 15−20 лет. Мне приятно слышать или читать статьи, когда во Франции углеродный эквивалент под термином «углеродный след» применяется даже для сравнивания оценки эффективности в выращивании овощей в Лотарингии и импорта таких же овощей из Южной Америки. То есть, когда государственные и коммерческие организации оценивают эффективность того или другого способа ведения хозяйства или обеспечения своего населения с помощью углеродного эквивалента, это — правильно. Правда, во Франции не знают, что этот способ, эта методика оценки с помощью углеродного следа, изобретен в России, в 2004 году. И при этом, в отличие от Франции, в нашей стране этот способ до настоящего времени так и не нашел применения. Представленные на семинаре графики это подтверждают. Их авторы много говорят об энергосбережении и энергоэффективности, но умалчивают об углеродной эффективности тех программ в этих сферах, которые формируются на уровне правительства. Наш донорский потенциал (четвертая строка графика на слайде) по оптимальной цене составляет от 100 до 300 млрд долларов в год. Хотя на самом деле стоимость этого потенциала гораздо выше. То есть это тот российский поглотительный ресурс, который каждый год используется другими странами в рамках как Киотского протокола, так и Парижского соглашения, в котором ничего по сравнению с протоколом не меняется. Если сказать прямо, то это не что иное, как многолетнее, возведенное в систему, дискриминационное отношение к нашей природе, к нашей экономике и к нашей стране в целом. Поэтому сегодня мы вправе утверждать, что Парижское соглашение является некой бессодержательной декларацией о намерениях, которую еще предстоит наполнить с помощью конкретных мер, которые уже прописаны в проекте решения 21-й Конференции Сторон (Рамочной конвенции ООН об изменении климата. — Авт.). Надо «поздравить» представителей Франции: они достаточно аккуратно провели эту конференцию И все спорные вопросы вынесли за скобки самого соглашения, упаковав их в проект решения и включив их принятие в компетенцию будущих конференций Сторон РКИК и Парижского соглашения. То есть, риски для России в рамках Парижского соглашения и последующих решений его участников как раз в том и заключаются, что подписывая его, Россия не предусмотрела признания нашего экологического донорства и не выработала никаких мер защиты отечественной промышленности. И в целом никаких внутренних механизмов и инструментов, которые учли и обеспечили бы российские экономические интересы не только на внешних, но и на внутренних рынках. В этом мы «талантливо» повторили собственную ошибку, которую делали на протяжении обоих периодов реализации предыдущего природоохранного соглашения — Киотского протокола. Учитывая это, я уверен, что нам необходимо сначала определиться с приоритетами на внутреннем рынке и лишь потом принимать какие-либо решения по Парижскому соглашению на международном уровне. Тем более в том, что касается его ратификации. Переходя к международным аспектам Парижского соглашения, хотел бы обратить внимание участников семинара на события, которые происходят в США. Наблюдается своеобразное «повторение пройденного». В Вашингтоне вновь, как и тогда, в начале 2000-х годов, в связи с Киотским протоколом, сменили риторику, а за ней и политику, и из него вышли. И сегодня они вновь намерены — очень похоже на это — вообще уйти от всяких международных обязательств и отказаться от участия уже в Парижском соглашении. Очевидно, что это в первую очередь связано с экономикой — перспективой потери рабочих мест и необходимостью выполнять обещания, данные развивающимся странам, — платить по 100 или больше миллиардов в год в Зеленый климатический фонд ООН и другие фонды, связанные с Парижским соглашением. Особое отторжение такие перспективы вызывают в американских промышленных кругах, связанных с новой администрацией. При этом надо отметить, что в этом внутреннем противостоянии в США имеются две стороны различных интересов. Экономические интересы углеводородных компаний старается отстоять одна группа крупного бизнеса, тесно связанная с «большой политикой», а интересы «углеродного» регулирования — другая, никак не связанная с интересами углеводородных компаний, но тоже имеющая прочные позиции во власти. Какие интересы у нас в этой борьбе? С чем они связаны? Мы уже позабыли, что в рамках Киотского протокола — об этом практически не говорится — Россия потеряла доходы своего бюджета от введения углеродного регулирования в странах-потребителях наших углеводородных ресурсов. Как это произошло? Та маржа, которая раньше поступала в федеральный бюджет в виде таможенных пошлин от торговли углеводородами на внешних рынках, на сегодняшний день значительно сокращена и поступает в бюджеты стран-импортеров, в результате введения ими углеродных налогов. Поэтому мы должны более внимательно, особенно с точки зрения экономики, подходить к принятию любых решений в рамках Парижского соглашения. Ибо именно наше «молчаливое согласие», непринятие на протяжении двадцати (!) лет мер по защите наших национальных интересов и наших производителей, способствует дальнейшему нарастанию масштабов экономических потерь. В рамках именно этой тенденции наши углеводородные компании не пускают на внутренние рынки стран импортеров, прикрываясь третьим приложением к Энергетической хартии Европейского союза. Про политические потери для имиджа страны в связи с этим — об этом я даже не говорю! По сути — об этом нужно сказать прямо — России Парижское соглашение не нужно. Мы должны поставить вопрос иначе — о выполнении упомянутой Декларации Рио, в которой, наряду со 2-м принципом, существует еще и 16-й принцип, который гласит, что «загрязняющий — платит». Должен платить! Но на деле от этого всячески уклоняется, как присутствующие здесь наши коллеги из Европейского союза. Есть в нем и 17-й принцип, позволяющий каждой стране разрабатывать и пользоваться собственной методикой отчетности по выбросам и поглощению парниковых газов. А не методикой МГЭИК. У России громадный «углеродный» потенциал, связанный с многократными положительными значениями баланса биосферы (поглощения) и техносферы (выбросов), с превышением первых над вторыми. Поэтому когда нас «пугают» углеродным налогом (сбором), надо просто указать, кто именно этот налог должен платить. Если это будут делать страны-загрязнители, то да, мы с этим согласны. Это укрепляет конкурентоспособность российской продукции на внешних рынках. Если же углеродный налог хотят заставить платить доноров, прежде всего Россию, то для нас это неприемлемо, ибо мы оказываемся в дискриминационном положении. А страны-загрязнители, прежде всего наши коллеги из Европейского союза, не только бесплатно пользуются нашим поглотительным ресурсом, но и требуют от нас расширять его в их пользу путем сокращения парниковых выбросов. То есть удушения собственной промышленности. Это не что иное, как практическое отражение русской народной пословицы — «На ком пашут, на том и воду возят!». *** Еще раз прошу читателя внимательно посмотреть первую из схем, что приведены в выступлении В.В. Потапова. И отметить для себя как ключевой, основополагающий, факт безоговорочного экологического донорства, из которого вытекает, что наши западные партнеры не только бесплатно пользуются этим донорством, записывая его на «свой счет», но и чтобы не сокращать выбросы самим, пытаются заставить заняться этим Россию. Воистину, нет пределов западному цинизму. Но как тогда охарактеризовать позицию российских лоббистов Парижского соглашения, которые эту дискриминацию России в угоду и в интересах Запада всячески поддерживают? Они это делают «по убеждениям» или не совсем и не только?.. В заключение о совместном итоговом резюме. На семинаре оно включило весь спектр мифологем «глобального потепления» и «устойчивого развития». И было принято без всякого обсуждения и учета критических замечаний, которые прозвучали в выступлениях (в результате у автора этих строк создалось впечатление, что выступавших постарались использовать в качестве прикрытия для принятия заранее заготовленных решений). Итак, «Участники семинара высоко оценивают принятие Парижского соглашения, которое …обеспечило международно-правовые рамки для долгосрочного климатического урегулирования». Комментарий автора: «международно-правовые рамки» если для чего и созданы, то для прикрытия ими «долгосрочных» корпоративно-групповых интересов. Никакого отношения к «климатическому урегулированию» эти «рамки» не имеют. Хотя бы потому, что человеку пока не по силам тягаться с космическими и геологическими факторами изменений в природной среде. «Участники семинара придают большое значение деятельности по противодействию глобальному изменению климата. Этого можно добиться через реализацию комплекса мер, направленных на сдерживание парниковых эмиссий путем повышения энергоэффективности и внедрения инноваций, новых технологий, а также адаптации национальных экономик к происходящим климатическим изменениям». Комментарий автора: «сдерживание парниковых эмиссий», оторванное от их баланса с поглощением (абсорбцией), призвано замаскировать как российское глобальное экологическое донорство, так и «загрязнительство», свойственное почти все развитым странам Запада, включая Францию. Согласие на подобные формулировки, ущемляющие национальные интересы России, является практическим отражением их несоответствия интересам упомянутых корпоративных и элитарных групп, стремящимся к расширению сотрудничества с Западом на любых, в том числе дискриминационных для нашей страны, условиях. «Отмечена важная роль мероприятий с участием структур гражданского общества, посвященных решению экологических проблем». Комментарий автора: «гражданское общество», особенно в его «зеленом» секторе, выступает не сообществом граждан, а совокупностью членов агрессивных, экстремистских глобальных НКО – «Greenpeace», WWF и др. Участие этих НКО в «решении экологических проблем» - это путь к их политизации и расширению масштабов внешнего вмешательства в российские внутренние дела. Напротив, признаком конструктивного участия тех или иных НКО можно считать, во-первых, отсутствие связи с этой глобальной «матрицей», а во-вторых, локализацию и ограничение конкретными проблемами на местах, отказ от претензий на участие в «выработке» правил игры, особенно наднациональных. В заключение – характерный, знаковый фрагмент из выступления Президента России Владимира Путина на недавнем Арктическом форуме. Вступив в полемику с президентом Финляндии Саули Ниинисте по теме выбросов сажи, глава государства обратился к только что увиденному им лично на Земле Франца-Иосифа. «…Я уже в третий раз возвращаюсь к своей вчерашней поездке на острова, и мы смотрели лед там, на леднике. Этот ледник образовывался сотни, тысячи, миллионы лет назад. И в одном из слоев, поверьте мне, можете съездить посмотреть, ярко выраженное отложение сажи. Но это произошло тысячи лет тому назад, никаких заводов, которые выбрасывали сажу в таком количестве, не было. Обращаю ваше внимание, что несколько выбросов вулкана Этна перекрывают все усилия сегодняшнего человечества по антропогенным выбросам в атмосферу. Надо это внимательно все изучать». По сути, президент отделил тему антропогенных выбросов от темы «глобального потепления» или, выражаясь более точно, «глобальных климатических изменений». Подчеркнув при этом, что последние имеют собственную, циклическую природу и развиваются по независимой от человека и пока неизвестной ему логике. Знай организаторы семинара о том, что Владимир Путин выскажется на эту тему именно в подобном ключе, возможно они организовали бы выездные будни французской делегации в России отнюдь не в солнечном Ставрополье, а на Крайнем Севере. Это позволило бы нашим европейским партнерам собственным глазами убедиться в ложности своих доводов. Хотя вряд ли бы это возымело ощутимое действие. Ведь при ближайшем рассмотрение эти «доводы» более походят на определенные идеологические установки. Французы приехали в Россию уже с ними, как и в предыдущей такой поездке, единственным итогом прошедшего семинара можно считать укрепление их убежденности в том, что в России эта тема бесповоротно «схвачена» и пересмотру, вопреки ее национальным интересам, не подлежит. Было бы очень полезно, чтобы в этих иллюзиях они обманулись…





Смотрите также: